Итоги десятилетия: что происходило в архитектурном мире в 2010-е

Запись от:admin Опубликовано:Дек 28,2019

О том, какие события стали определяющими в мире архитектуры уходящего десятилетия, рассказывает главный редактор AD Анастасия Ромашкевич.

АрхитектураАнастасия Ромашкевич, 27 Декабря 2019https://www.admagazine.ruAD MagazineАнастасия Ромашкевич

В 1997 году в Бильбао открылся музей Гуггенхайма по проекту Фрэнка Гери, быстро ставший эталонным кейсом ревитализации умирающего города с помощью знаковой архитектуры. Появилось даже такое понятие — эффект Гуггенхайма. Здание невероятной формы со сверкающими металлическими фасадами стало магнитом для туристов — до его появления в Бильбао приезжали 25 тысяч человек в год, в 2018-м их был почти миллион. Этот туристический поток стал для сдувшейся экономики города уколом ботокса.


Музей Гуггенхайма по проекту Фрэнка Гери в Бильбао.

Двенадцать лет спустя в Нью-Йорке на месте заброшенной железнодорожной линии открылась первая очередь парка Хайлайн, спроектированного совместными усилиями ландшафтного архитектора Джеймса Клонера, студии Diller Scofidio + Renfro и садовода Пита Одольфа. Для расположенного под Хайлайном района Митпекинг парк стал тем же, чем музей Гери для Бильбао — катализатором превращения упадочной территории в процветающую. Символом обновления района стали в том числе выстроившиеся вдоль парка здания главных мировых архитекторов — вслед за Хайлайном в район “подтянулись” Whitney Museum Ренцо Пьяно, кондоминиумы по проекту Жана Нувеля, Шигеру Бана и Захи Хадид.


Первый проект Захи Хадид в Нью-Йорке рядом с парком Хай-Лайн.

Большую часть истории архитектура подразумевала прежде всего строительство новых зданий. На рыночных площадях и торговых улицах кипела жизнь, но лицом города были знаковые сооружения: Москва — Кремль, Лондон — Биг-Бэн, Париж — Эйфелева башня. Когда в 2001 году террористы направили свои самолеты на здания Всемирного торгового центра, они уничтожали не просто башни, а Нью-Йорк, который они олицетворяли.

Теперь все поменялось — архитекторов все чаще интересует то, что Ян Гейл называл “жизнью между зданий”. Одна из последних архитектурных новостей 2019 года — студия BIG Бьярке Ингельса будет участвовать в редизайне общественных пространств в даунтауне Бруклина. Попросту говоря, займется благоустройством: проект предусматривает велодорожки, скамеечки и прочие атрибуты того, что теперь называется живыми улицами.


Проект студии BIG Downtown Brooklyn.

Проект студии BIG Downtown Brooklyn.

Проект студии BIG Downtown Brooklyn.

BIG — не первые. В 2017 году был закончен растянувшийся на семь лет проект реконструкции Таймс-сквер, которым занималось норвежское бюро Snøhetta. Это тоже показательно, но, согласитесь, есть кое-какая разница между главной площадью мира и какими-то неизвестными бруклинскими улицами.


Обновленная Таймс-сквер от бюро Snøhetta.

Мир не меняется по щелчку курантов, особенно в большой архитектуре, где от идеи до воплощения проходят годы. Да и жизнь стала слишком сложной, чтобы безраздельно отдаться одной какой-то тенденции. Но есть ощущение, что последний десяток лет архитекторы, успевшие построить дом, теперь хотят посадить дерево.


Обновленная Таймс-сквер от бюро Snøhetta.

Одним из главных архитектурных событий последних лет в Москве стало открытие парка “Зарядье”. Едва ли не самые известные архитектурные бюро современной Москвы — это Wowhaus и Strelka, сделавшие себе имя на проектах всевозможного благоустройства. Летом 2019 года Татарстан получил архитектурную премию Ага Хана за обустройство десятков общественных пространств в республике, а всего несколько месяцев спустя в ее столице Казани гремел международный форум World Urban Parks, где чиновники с разных концов России хвастались планами создания парков в своих регионах. Хочешь быть прогрессивным политиком — построй парк или хотя бы сквер.


Парк “Зарядье” в Москве.

Парк “Зарядье” в Москве.

Массовое увлечение парками и общественными пространствами — явление из того же ряда, что и уличные фестивали “Открытые улицы” в американских городах, регулярные перекрытия Елисейских Полей для машин, строительство многокилометровых велохайвеев в Лондоне, московская программа “Моя улица” и избрание этой осенью в Мосгордуму выпускницы МАРХИ Дарьи Бесединой, у которой в программе одним из главных пунктов идет демонтаж вылетных магистралей. Архитектура существует не сама по себе, а тесно увязана с политическими и социальными процессами в обществе.


Программа развития общественных пространств на территории Татарстана, Российская Федерация, призер премии Ага Хана.

В 2002 году Ричард Флорида, политолог по первому образованию и урбанист по второму, выпустил книгу The Rise of The Creative Class and How It's Transforming Work, Leisure, Community and Everyday Life (в русском переводе “Креативный класс: люди, которые меняют будущее”). По Флориде, креативный класс — это движущая сила постиндустриальной экономики, работники интеллектуального труда, чья деятельность предполагает постоянный обмен идеями и знаниями.


Палестинский музей в Бирзейте, Палестина, призер премии Ага Хана.

В XXI веке богатство и экономическая мощь концентрируется в больших городах, которые в случае успеха разрастаются до невероятных размеров, образуя суперрегионы — именно они, а не национальные государства теперь рулят глобальной экономикой. Чтобы сохранять ведущие позиции, городам необходимо привлекать и удерживать креативный класс, а для этого высоких зарплат недостаточно, нужно отменное качество жизни в целом.


Музей американского искусства Whitney по проекту Ренцо Пьяно в Нью-Йорке.

Привычки интеллектуальной элиты известны: они любят селиться в центре, чтобы все блага цивилизации были под рукой, охотно пользуются общественным транспортом и ездят на велосипедах, любят зелень — те самые парки, которым так много влияния уделяют в последние годы. Правда, за последнее десятилетие выяснилось, что благоустройство, призванное угодить креативному классу, убивает в городах всякое разнообразие, выхолащивает их до состояния дорогой витрины, а самого Флориду назначили чуть ли не главным виновником джентрификации. Так что в 2017 году он выпустил новый труд, The New Urban Crisis: How Our Cities Are Increasing Inequality, Deepening Segregation, and Failing the Middle Class and What We Can Do About It (“Новый кризис городов”), в котором говорит о том, что изменения в городской жизни не могут идти бесконтрольно и без внешнего регулирования заводят общество в тупик классового расслоения и нищеты. Но это уже другая история.

Безусловно, большие архитектурные проекты за последний десяток лет никуда не исчезли. Не проходит месяца, чтобы в каком-нибудь уголке земли не построили что-нибудь с претензией на знаковость. Но это вовсе не противоречит концепции Флориды, это просто другая сторона все той же тенденции. К 2050 году в городах, по прогнозам ООН, будет жить ⅔ землян, 180 тысяч человек ежедневно пополняют ряды городского населения. Города не только развиваются, но и строятся чуть ли не с нуля — в этом смысле Китаю, наверное, нет равных.

Масштабное строительство с участием звездных архитекторов — отличный способ обретения идентичности, тот самый эффект Гугенхайма. Лианг, который в этом году обзавелся собственным музеем по проекту студии CROX, стал городом только в 1990-е годы. Шэньчжэнь, где в прошлом году появился футуристический небоскреб от студии BIG, основан в 1979 году. Тяньцзинь, тоже получивший в уходящем году собственный музей по проекту Бернарда Чуми, в 1970-е годы был рыбацким городком с тридцатью тысячами жители, а теперь там живут и работают миллионы. С высокой вероятностью до сих пор вы мало что знали об этих городах, если вообще слышали их названия, — так куется репутация.


Музей в форме облака по проекту тайваньской студии CROX в Китае.

Штаб-квартира для компании Shenzhen Energy в Шэньчжэне по проекту бюро BIG.

Пару месяцев назад я побывала в Национальном музее Катара — еще одной знаковой новостройке 2019 года. Жан Нувель спроектировал музейное здание в виде “розы пустыни” — удивительного кристалла, который образуется из гипса, содержащегося в песке, под воздействием влаги.


Национальный музей Катара по проекту Жана Нувеля.

Катар — относительно молодое государство, он получил независимость в 1971 году, а своим нынешним богатством обязан нефти и газу, обнаруженным тут в 1940-е годы. Его столица Доха сплошь застроена небоскребами сомнительных архитектурных достоинств, среди которых вьются широченные автодороги. Если страна хочет развивать неэнергетические сферы экономики (а Катар как раз над этим сейчас и работает), ей нужно продемонстрировать миру собственную идентичность, и здание нувелевского музея справляется с этой задачей куда лучше, чем его экспозиция, укомплектованная проекциями шествующих по барханам бедуинов, черепками цивилизаций, живших на этих землях в незапамятные времена, и чучел представителей местной фауны.


Национальный музей Катара по проекту Жана Нувеля.

Но вот что самое интересное: пока ваше такси стоит в пробке на полпути к музею, вдоль дороги, пока лишенной каких-либо признаков “комфортной городской среды”, тянутся оградки с надписью The Supervisory Committee of Beautification of Qatar (Наблюдательный совет по благоустройству Катара), изображением деревьев, скамеек и фигурки велосипедиста. В глобальной битве за мозги без “бьютификации” не обойтись.


Национальный музей Катара по проекту Жана Нувеля.

Есть, правда, теория, что нефтяные державы так много внимания уделяют небоскребам и так мало — общественным пространствам, потому что у них климат такой. За опровержением ходить далеко не надо — достаточно посмотреть на жаркий Сингапур, который последние пятнадцать лет реализует концепцию “Города в парке”. Эта идея получила совершенно невероятное воплощение в 2013 году, когда в строящемся парке “Сады у залива” появились супердеревья, гигантские рукотворные конструкции соединенные воздушным мостом, которые служат опорой для живых растений, собирают дождевую воду, а по вечерам показывают собственное светомузыкальное шоу.


Gardens by the Bay в Сингапуре.

Gardens by the Bay в Сингапуре.

Проект объединил в себе знаковую архитектуру (супердеревья теперь вполне себе символ процветающего города-государства) и общественное пространство, популярное не только среди туристов, но и среди местных жителей. Со стороны долины супердеревьев хорошо просматривается другой местный символ — построенный в 2011 году по проекту Моше Сафди комплекс Marina Bay Sands, включающий не только три гостиничных небоскреба, накрытых общей крышей, но и музей ArtSience в виде раскрытой ладони, окруженный искусственными водоемами с цветущими лотосами.


Комплекс Marina Bay Sands по проекту Моше Сафди.

Рост городов, как ни крути, предполагает масштабную стройку, и вопрос, как и из чего будут строиться здания, в ближайшее время может оказаться занятней, чем мы до сих пор думали. Современная архитектура по большей части — это плоть от плоти модернизма и интернационального стиля: бетон, стекло и сталь. Но теперь наследие классиков подвергается ревизии. Больше всего достается Ле Корбюзье, чьи “Лучезарный город” и план Вуазен вдохновляли градостроителей середины ХХ столетия на создание проектов с сомнительной судьбой и не всегда благотворным влиянием на городскую среду — от башен социальных домов, стремительно превращающихся в трущобы, как это было с “Пруитт-Айгоу” в Миссури, до фривеев, убивающих колоритные старые районы, и депрессивных спальников. Концепция города, поделенного на функциональные сектора, соединенные скоростными трассами, себя не оправдала, и теперь градостроители возвращаются к идее смешанного использования и высокой плотности городской среды.

Но дело не только в градостроительных концепциях — здания, построенные в традициях модернизма, как оказывается, создают проблемы сами по себе. В 2013 году выяснилось, что солнечные лучи, отражаемые от стеклянного фасада лондонского небоскреба Walkie Talkie (прозванного так за сходство с рацией), построенного по проекту Рафаэля Виньоли, плавит зеркала заднего вида у машин, прожигает дырки в велосипедных сиденьях и воспламеняет коврики у дверей магазинов. В итоге пришлось централизованно оснастить его жалюзи.


Небоскреб Walkie Talkie по проекту Rafael Viñoly в Лондоне.

В Нью-Йорке последний год много говорят о том, что фасады из прозрачного и зеркального стекла смертельно опасны для птиц — они не видят преграды и с разлета врезаются в стекло. По разным оценкам, так гибнет до 230 тысяч пернатых ежегодно. А мэр Лондона Садик Хан беспокоится о том, что стеклянные башни требуют слишком много ресурсов на поддержание внутри комфортной температуры — начиная со следующего года застройщикам придется обосновывать энергоэффективность своих проектов.

Не исключено, что в скором времени мы все чаще будем видеть на фасадах не стекло, а солнечные панели. Именно их использовало в своем последнем проекте бюро Snøhetta — благодаря такой “отделке” офисное здание Powerhouse Brattørkaia, жизненный цикл которого рассчитан на 60 лет, к концу своего срока выработает больше энергии, чем потратит. Сооснователь бюро Хьетиль Торсен обещает, что через десять лет все спроектированные ими здания станут углеродно-нейтральными, а через двадцать — энергоположительными.


Oфисное здание Powerhouse Brattørkaia, производящее электроэнергию, по проекту бюро Snøhetta.

Экологическая тема стоит в мировой повестке одним из первых пунктов, поэтому неудивительно, что архитекторы спорят, кто из них в этом вопросе святее папы римского (который, кстати, и сам выступает на злободневные экологические темы). В мае 2019 года Foster + Partners стало первым архитектурным бюро, подписавшим декларацию Net Zero Carbon Buildings Commitment, пообещав, что к 2030 году все создаваемые им здания будут углеродно-нейтральными. В общей сложности под этим документом стоит около восьмидесяти подписей, по большей части крупных девелоперов.


Oфисное здание Powerhouse Brattørkaia, производящее электроэнергию, по проекту бюро Snøhetta.

Oфисное здание Powerhouse Brattørkaia, производящее электроэнергию, по проекту бюро Snøhetta.

Тот же Норман Фостер совместно с Zaha Hadid Architects и David Chipperfield Architects составили Architects Declare, манифест из одиннадцати пунктов, в котором его звездные авторы и еще несколько архитекторов обещают ответственно относиться к ресурсами, минимизировать влияние на окружающую среду и так далее. Причина появления этого документа в том, что строительство новых зданий, их эксплуатация и последующий демонтаж дают 40 % выбросов СО2. Инициативу звездных архитекторов поддерживает Королевский институт британских архитекторов, который издал руководство для бюро по созданию строений, отвечающих принципам устойчивого развития.


Пример углеродно-нейтрального здания — штаб-квартира LEGO в Дании.

Правда, есть и критики. Им кажется, что мегапроекты звездных архитекторов, какими технологиями их ни приукрась, плохо вяжутся с идеей устойчивого развития в силу своего нечеловеческого масштаба. В сентябре в Лондоне прошел саммит Architecture of Emergency, где много говорили о вреде бетона и сошлись на том, что от него надо отказываться в пользу деревянных конструкций. Ирония в том, что саммит заседал в здании бруталистского (и само собой бетонного) Барбикана.


Барбикан в Лондоне.

Мысль об отказе от материала, без которого современная строительная индустрия просто немыслима, выглядит даже не визионерский, а просто абсурдной. Но если вернуться в самое начало десятилетия, вспомнить, что человеком года Time тогда был назван Марк Цукерберг, чей фейсбук имел тогда 500 миллионов пользователей, и подумать, какую роль социальные медиа играют в нашей жизни в 2019 году, то кажется, что возможно вообще все. Будущее покажет, так ли это на самом деле.


Барбикан в Лондоне.Фото: архив пресс-службы


admin

Нет описания. Пожалуйста, обновите свой профиль.